Как становятся танцорами — интервью с танцором и хореографом
Андрей Львович Андрианов, (перформер, танцор, хореограф). Родился в1959 г., в 1982 окончил факультет прикладной математики МАИ, работал системным программистом в Институте атомной энергии им. Курчатова. Кстати, недавно центр профориентации ПрофГид разработал точный тест на профориентацию, который сам расскажет, какие профессии вам подходят, даст заключение о вашем типе личности и интеллекте.
Начал заниматься танцем и пластическим театром в 1979 году, изучал танец, пантомиму, импровизацию, восточные боевые искусства. Позднее, в странах Западной Европы изучал контактную импровизацию и другие техники современного танца. С 1990 года - сотрудник «Международной Творческой Лаборатории ″Театр Сайры Бланш″», представлявшей проекты на крупных международных фестивалях в Вене, Берлине, Москве, Нью-Йорке, Екатеринбурге, Стокгольме, Амстердаме и других городах. С 1997 по 2000 год работал в международном проекте «Сериал», организованном «Театром Сайры Бланш» и перформанс-театром «LUX-FLUX» (г. Вена). Участник лаборатории «Highway» в Антверпене и проекта «Crash Landing» (Москва, I фестиваль современного танца), организованных кампанией «Мэг Стюарт & Damaged Goods» в 1999 году.
Автор текста и рассказчик в литературно-музыкальном проекте «Ежи и Петруччо», придуманным совместно с композитором Андреем Дергачевым (Пафнутием). Был выбран «хореографом на резиденции» в Центр Современного Танца «Tanzquartier Wien» (г. Вена) в период апрель - май 2003 г. С 2001 года работает как танцор и соло-перформер в группе «До Танца» под руководством японского хореографа Мина Танаки при театре «Школа Драматического Искусства» А. Васильева в Москве. Прошел длительную стажировку на ферме «Погода тела» в Японии.
ПрофГид: Андрей, как лучше назвать твою профессию? Постановщик танцев?
Андрей Андрианов: Я думаю, что я танцор, актер и хореограф, занимающийся современными направлениями танц-перформанса и танц-театра. В этой области функции постановщика и исполнителя часто соединены в одном лице, т.е. я сам себе ставлю, сочиняю танец и сам его исполняю, как в старинных аутентичных искусствах, функция исполнителя и сочинителя не разделяется. Это довольно сложное дело. Для других я ставлю очень редко. Так получается.
ПрофГид: А где все-таки доводилось ставить?
А. А.: В 90е годы я занимался в основном импровизационными проектами, показывали мы их в Москве, Вене, Берлине, Гамбурге, Амстердаме, Стокгольме, Праге, Порто, Вроцлаве, Зальцбурге, и много где еще. Постановочных танцев там не было. А с 2001 стал работать в театре Васильева с Мином Танакой - там уже были постановки, но коллективные. Вообще постановка танцев мне не очень нравится, только если танцор сам по себе интересен и понимает, что ему надо. В противном случае это довольно тупое занятие, когда один заставляет другого что-то делать, какие-то эффектные движения, выжимает из него соки, а тому на хрен это не нужно. Так было, например, в студиях, где я когда-то занимался. В театрах тоже самое, как правило.
ПрофГид: Но этот опыт все равно тебе что-то дает?
А. А.: Ничего не дает, если танцор сам не понимает, какой танец ему нужен. Если он не умеет импровизировать, существовать в танце. Потому что в современном танц-перформансе нет готовых правил и форм, которые хореограф мог бы применять ко всем без разбора. Как в классике или модерне, скажем, или во всякого рода эстрадных и спортивных направлениях танца - взял пару движений и позиций и долби их с утра до вечера, пока не получится как надо.
Это для молоденьких девочек. Мотивация тут такая: все будут на меня смотреть и восхищаться моей красотой, а хореограф пусть мне покажет, как красиво поднять ногу и подпрыгнуть. Современный экспериментальный танец, с моей точки зрения, это уже для зрелых людей. Хотя на практике, все смешивается в одну кучу: и постановочные клише, и девочки с ногами, и хореографы без мозгов, и настоящие талантливые хореографы.
Современный танцевальный театр - это по сути, уже не просто танцы в привычном понимании, это попытка внимательнее присмотреться, прислушаться к той части нас, которая, по сути, является воплощением нашего бессознательного - к нашему телу. Позволить этой части проявить себя, проявить свои собственные эмоции, услышать ее речь, подчас для нас непонятную и загадочную, каким-то образом проникнуть в жизнь, скрытую обычно нашими социальными и культурными масками.
ПрофГид: Как бы ты описал, что это такое - современный танец.
А. А.: Мне нравиться высказывание Жерома Беля (современный хореограф-реформатор), смысл такой. Обычно, когда мы идем смотреть спектакль - танец, например, - и покупаем билет, мы заранее знаем что мы там увидим (скажем, «Спящую Красавицу» или неоклассический балет или модерн и т.п.), мы понимаем приблизительно, какие движения и что вообще будет происходить. Но если это современное искусство, мы покупаем билет и не знаем, что там будет, - может быть, что-то знакомое, может, нет. Может, это будет интересно, а может, и скучно, а может, мы потеряем зря свои деньги - это риск, мы не знаем, что будет. Но это и есть современное искусство - то, что появилось сегодня, а не двадцать лет назад.
Надо понимать, зачем нужен этот риск, надо давать себе это право, анализировать то, что происходит с нами. Это надо поддерживать. Иначе не появится ничего интересного, ничто не будет сдвигать «точку сборки», не откроет сознание - это ведет к вымиранию культуры. Недавно я смотрел по телевизору интервью с Сокуровым, он сказал очень странную вещь, чем поверг в полное недоумение ведущего. Он сказал, что государство существует ради культуры. Я поймал себя на том, что в наше время эта мысль воспринимается совершенно дико, настолько мы уже не верим в возможность такой жизни. Но ведь если вдуматься, это действительно так. Что осталось от государств прошлого, от цивилизаций, если не культура?
ПрофГид: Я видела тебя на сцене, я читала твои замечательные критические работы про современный танец, слушала «Ежи и Петруччо». Эти вещи удивляют и радуют. Я своими глазами видела в Литве людей (фактически, фанклуб Ежи и Петруччо)... Скажи, зачем тебе понадобилось учиться в МАИ?
А. А.: Тогда все хотели учиться в технических вузах, заниматься наукой, это было престижно и романтично, у всех были семьи потомственных научных работников. Да, меня привлекала математика, там было полно загадок, а главное - возможность вникать в какие-то заумные построения, непонятные 99-ти процентам людей. Это романтика. Кроме того, не хотелось загреметь в армию.
ПрофГид: Ты когда в МАИ пошел, о чем думал, о чем мечтал? О чем мечтал в детстве? Что ты вообще любил делать, когда был маленьким мальчиком?
А. А.: Да,.. что я любил делать... Любил играть с друзьями на улице, в квартире, на даче, в школе, проводить время в хорошей кампании, ходить в кино, читать, ходить на речку, кататься на коньках, велосипеде, стрелять из самострелов и рогаток... Легче сказать, чего я не любил: спать днем, детский сад, учить уроки, рано вставать, колючие штаны, вареный лук, и пенку в молоке. Остальное мне более или менее нравилось. В детстве мечтал быть героем и бороться с врагами, как в каком-то ковбойском фильме, или фантастическом романе. Я даже сочинял истории с участием трех таких героев, я был, видимо, один из них. Я читал огромное количество фантастики, и мечтал о других мирах и таинственных планетах. В отрочестве мечтал, естественно, встретить очаровательную девушку с суперфигурой и заниматься с ней сексом. Остальное отступило на второй план.
ПрофГид: Когда, в какой точке твоего жизненного пути произошла твоя ВСТРЕЧА с современным танцем?
А. А.: Где-то сразу после того, как я встретил очаровательную девушку, ну и так далее.
ПрофГид: Расскажи немного о своем участии в «Театре Сайры Бланш».
А. А.: «Театр Сайры Бланш» - уникальное явление, ни один коллектив у нас не показал зрителям такого количества абсолютно замечательных импровизационных танцевальных перформансов, как Сайра. Начиная с 92 года, или даже раньше. Постоянно. Сначала там были Олег Сулименко, Пафнутий (Дергачев), потом присоединились еще Света Москвина, Женя Горшкова и я. Потом остались только я и Олег. Стали ездить по Европе. Встретили группу Lux Flux в Вене. Стали делать совместные проекты. Потом стали участвовать в больших фестивалях: Impuls-Tanz, Festwochen, Imagetanz и др. И так до 2000 года.
ПрофГид: Кто твой учитель? Что он дал тебе, а что ты ему?
А. А.: Для меня моими основными учителями были мои друзья. Мне в этом смысле повезло: я с самого детства встречал удивительных людей, они, безусловно, повлияли на мое творчество, они были его первыми зрителями, вдохновителями, для них все это, в общем-то, и делалось. Что я им дал? Не знаю. Но мне они дали много. Как сказал поэт Чеслав Милош:
Для себя, для пары друзей мы пишем,
чтобы пикник позабавить воскресный.
Так начинают. А позже - знамена,
Крики, пророчества, баррикады.
Я думаю, это одно из самых глубоких высказываний о творчестве, которые я когда-либо встречал. Сначала - радость узнавания, творчество, дружба, а потом - всякая дрянь начинается, и часто приносит немало вреда окружающим.
Конечно, были и реально учителя из старшего поколения; в советское время ведь не было никаких учебных заведений, где преподавали бы современный танец и пластический театр, - пантомиму и то с трудом, поэтому все учились в студиях. Я начинал в студии при Театре пластической драмы Гедрюса Мацкявичуса, потом перешел в студию Валерия Мартынова. Валера всегда умел влиять на неокрепшие юные души, силой своей личности, философией, своими идеями. Для нас пластический театр и импровизация были чем-то метафизическим, 70-е - 80-е годы безусловно были временем режиссеров-метафизиков. Мы ничего не знали о современном искусстве, информации было ноль. Но было интересно, люди приходили в студию замечательные. Потом, после начала перестройки, были и еще учителя - из Европы, Натанья Ден Буфт, например. Потом, конечно, работа с Мином и с Васильевым. Они быстро вправляют мозги.
ПрофГид: Современники наши все чаще задумываются о том, что Душа живет в Теле, о связи тела и души. Что ты можешь сказать про тело? Что оно для Духа? Источник наслаждений? Клетка и тюрьма? Инструмент для творчества?
А. А.: Для меня тело - это реализация, и тело - это ведь не только человеческое тело, это вообще - воплощение наших идей. Скажем, танец, или театральный спектакль, или текст, да что угодно. И мне кажется, здесь как раз и главная проблема современного искусства: в голове-то мы научились ворочать космическими категориями, можем рассуждать о чем угодно, компостировать друг другу мозг, а посмотришь на форму, на то, что происходит реально на сцене, в спектакле, на экране - жалкое зрелище, какой-то детский лепет, или китч безвкусный. В этом и есть отсутствие связи между умом, сознанием и телом.
Кстати, такая проблема была и в студии, где я учился. Пришлось нам самим дальше искать возможные пути адекватного воплощения наших внутренних переживаний. Гуру тут редко помогают. Тут нужны практики.
ПрофГид: Андрей, как ты относишься к ошибкам? Они нужны человеку?
А. А.: Не важно, нужны они или нет, они все равно будут.
ПрофГид: Что такое для тебя удача? Бываешь ли ты доволен собой? Случается ли у тебя отчаяние, и как ты с этим борешься?
А. А.: Что такое удача, я не знаю. Удачей и неудачей одновременно можно считать все, потому что мы не знаем никакого конечного замысла. Если его вообще нет, и все случайно, то удача - это если мне повезло, когда вполне могло быть все плохо. Мне кажется довольство или недовольство собой связанно с уверенностью в себе. Это какое-то внутреннее состояние. Меня, конечно, напрягают неудачи, личные проблемы, всякие негативные отзывы о моем творчестве и т.п. Когда я отчаиваюсь, я бегаю, схватившись за голову по квартире и вою как волк. (Смеется.) Это помогает.
ПрофГид: Что больше помогает в творчестве? Уныние? Отчаянье? Радость? Сытость?
А. А.: Творить может помогать что угодно, важно только понять, как это использовать.
ПрофГид: Почему некоторые талантливые люди не создают то, что потенциально бы могли создать, а так и лежат на диване?
А. А.: Что, например, делали писатели, будь они неладны, в Доме творчества, в Коктебеле? Творчество - это только внешнее проявление того, что происходит с человеком, пока он «лежит на диване». Если без конца бегать и работать, то станет не до творчества. У меня есть подозрение, что на диване они не лежат, они как раз не могут остановиться и лежа продолжают бессмысленную суету внутри. Если правильно лежать, то остальное уже просто - это дисциплина. Полежал - потом пойди запиши, или создай.
ПрофГид: Наш сайт посвящен выбору жизненного пути, профессии. Что ты можешь сказать молодому человеку, выбирающему профессию? О чем надо думать? Из чего исходить? Чего необходимо избегнуть в начале жизненного пути и потом всю жизнь избегать?
А. А.: Дааа... Это сложный вопрос. Чего необходимо избегнуть - этого все равно не избегнешь. Так что...
Насчет выбора профессии. Как правило, процесс обучения имеет мало общего с профессиональной деятельностью, которой потом приходится заниматься. Учеба - это как лежание на диване, и я желаю всем получить от этого возможно большее удовольствие, но и постараться как можно скорее получить реальное представление о том, чем придется заниматься после. Если это вам понравиться, то все О'K! Если нет - надо думать.
Для меня моими основными учителями были мои друзья. Они были его первыми зрителями, вдохновителями, для них все это, в общем-то, и делалось.
